Рагнол лениво переступал копытами по тропе, поводья на его морде держались скорее на добром слове, ведь за годы проведенные вместе, Энон и его конь ментально стали едва ли не одним целым. Тем тяжелее была мысль о том, что скоро с ним придется расстаться, ведь еще пару лет и в белой гриве Рангола появятся первые седые волосы. Отпускать животных ничуть не легче, чем людей. Потому Энон не гнал коня, а давал ему медленно идти, наслаждаясь прогулкой по Холдену. Завтра у него может быть другой конь, а это место может сменить название и правителя, но память об этом мгновении останется вечной, ценнее памяти для айре едва ли что найдется.

Энон чуть задирает голову и капюшон белого плаща спадает с головы, в светлых волосах путается легкий ветерок. Сегодня хороший день.

По пути Энон достает маленький холщовый мешочек и запускает в него руку, пальцы касаются холодных птичьих косточек. Он сгребает их в ладонь и раскрывает ее: ему попалась вилочка. Косточка, что помогает птице взмахивать крыльями. Две сросшиеся ключицы, представляющие единое целое.

- Рагнол, мне кажется, нас ждет сегодня особенная встреча.

Конь снова фыркает, как будто говорит, что кого бы Энон там не встретил, он будет идти пешком.

.·:·.✧ ✦ ✧.·:·.

Рагнол тихо дремал. Энон устроился под деревом. Одну руку он держал вытянутой и на ней плясал огонек, во второй он держал книгу. До полуночи было еще пара часов, но сумерки сгустились довольно быстро. Энон задрал голову - луна смотрела на него, большая и чистая. Если бы ему нужно было проводить какой-нибудь ритуал, то лучшего времени не найти.

Налетел порыв ветра. Он принес собой пыль и листья, но самое главное - звук. Энон услышал в его мелодии тихий едва заметный зов.

Тревожить Рагнола он не стал и тихо обошел его, углубляясь в перелесок, возле которого они остановились. Чем ближе он приближался, тем больше следов чужого пребывания находил. Люди были необыкновенно шумными даже тогда, когда пытались вести себя тихо.

Сквозь еловые ветви он видел костер и слышал запах пота и мяса. Кто-то раздраженно спорил.

- Ну и накой нам он сдался. Прикончил бы его на месте, раз уж при себе у него золота нет.

- Не ерепенься, продадим в Морвине, мало ли кому рабочие руки нужны.

Энон скользнул взглядом по бандитскому лагерю, у поваленного дерева сидел связанный юноша. Едва ли он был там по своей воле...

Энон коснулся дерева и оно внимало ему. Тугие корни поднялись из земли, Дерево заскрипело и ощетинило иглы, как дикий зверь. Разбойники встрепенулись, подняли на него свои взгляды.

- Это что за чертовщина!?

Вереница корней вспорола землю и обвила чужие ноги, дерево накренилось и гибкие молодые ветви сплелись вокруг чужих рук. Бандиты висели на дереве, как спелые плоды. Они кричали и извивались, пока дерево, подобно живому, уносило их с поляны под звонкий смех айре. Ничего дурного оно им не сделает, лишь выкинет куда на дорогу, да припугнет, а потом вернется и вновь погрузится в сон.

Энон под светом луны скользнул к юноше, присев подле него.

До полуночи был где-то час. Предсказание костей успело в последний момент.

- Как тебя зовут, мальчик?

36
38
42
Не понял. А где сороковой-то дом?

Миша угрюмо смотрит на табличку на углу и устало вздыхает, в очередной раз оглядываясь по сторонам. Куда мог подеваться целый дом? Вроде район-то небольшой, а плутает тут уже добрые полчаса. Плечо уже оттягивает ремень от гитары в чехле. Кроссовки мерзко хлюпают по грязи. Очень хочется курить.

Наебать его с адресом было бы самым гениальным выходом из ситуации. Называешь несуществующий дом и дело с концом, никаких тебе договоров и шантажей от подозрительных пацанов. Это было бы гениально, если б не так тупо. Всё же завтра они снова встретятся в том же вонючем кабинете с потрескавшейся краской на стенах и изрисованными партами. Хотя Мише кажется условие очень даже простым: каждый день в течении двух недель (кроме выходных) они вместе тусят в гостях у Димки, и Крапивин держит язык за зубами до самого выпуска. Долгожданного выпуска, дни до которого парень отмечает в своём календаре каждый день как в каком-нибудь глупом забугорном фильме о подростках. С каких пор его жизнь превратилась в хождение по мукам? С каких пор то, что приносило только радость, превратилось в настоящую пытку? Сложно сказать.

В детстве все мы веселы, открыты и дружелюбны. Таким же был и Михаил. Он бросался в мир с распростёртой душой. Друзья, совместные ночёвки, классные мероприятия, экскурсии в рычащем автобусе, которые никто не слушал. Какой год это был? Наверно, пятый. Переход от младшего звена к среднему, когда в голову ударяют гормоны, а настоящие суки начинают демонстрировать свою подлую натуру. Рядом уже нет класснухи – наседки, чтобы ударить по рукам и пригрозить вызовом родителей в школу. Рядом нет никого. Каждый сам по себе. Тогда же выяснилось, что Миша, оказывается, не такой уж остроумный, что проводить время с ним заставляют родители, единственный плюс – возможность списать домашку, которую ему решают многочисленные репетиторы (сам-то он не способен на это, вот уж точно).

Каждый однажды сталкивается с пониманием того, что мир не радужный и прекрасный, Крапивин не стал исключением. Какое-то время было забавно отсчитывать, сколько продержатся «друзья», если начинаешь вести себя как подонок, которым тебя описывают за спиной. Эта красотка первой сдалась, а тот тянет на медаль!.. Не самое мудрое решение в коллективе, с которым тебе придётся иметь дело ещё пару лет. К седьмому классу подростки игнорировали Мишу, а он не лез к ним. А потом появился он.
Дима.

Дима, чей дом хуй найдёшь.

Настоящая звёздочка среди прочих обывателей. Наверно, полная противоположность Миши. Весёлый, задорный, активный и так далее по списку. Спортсмен, отличник, красавчик, душа компании. Как говорится, девочки хотят быть с ним, мальчики хотят быть им. А может некоторые тоже не отказались бы вставить "с" в предложение. Но кто - кому - что хочет вставить - отдельная тема для разговора. Вот все уверены, Миша мечтает, чтоб ему физрук вставил "по самые небалуйся". Но сейчас не об этом. Сейчас о том, что Крапивин поймал Димку в не самом лучшем эмоциональном состоянии и умудрился сделать фото.

Бабушки на лавочках лучше всяких карт и справочников. Однако они всегда смотрят на Мишу с осуждением покруче того, с которым проводят новую проститутку из подъезда. Неудивительно. Таких как он относят к второй любимой у бабок категории: к наркоманам. Щуплый, невысокий, горбится, смотрит постоянно угрюмо, вечно куда-то таскается с этой своей гитарой и непонятным гнездом на голове. Но главное его преступление даже не в этом. Хуже всего то -

Да неужели?!

40 приветливо покачивается на последнем гвозде. Миша мог бы написать стихотворение о том, как сильно понимает состояние этой таблички, но он должен торопиться. В нужный подъезд, а там – к обитой чёрным двери вглядываться в глазок.

- Здравствуйте, - в его голосе тот максимум доброжелательности и учтивости, на который способен сейчас Миша. Ловит на себе неодобрительный взгляд и торопится оправдаться: - Меня зовут Миша. Миша Крапивин.

На этом моменте большинство взрослых окидывает взглядом паренька с некоторым недоверием «а не Владимира Тисановича ли ты сын часом?» - «О да, это мой папа» - ответ, после которого лицо собеседника тут же светлеет, а губы растягиваются в заискивающую улыбку. «А я-то думаю, лицо знакомое! А где папка-то твой?» - «В командировке» - «А, да, он очень занятой человек, да-да». После этого дети собеседника будут беспощадно брошены в Мишу с целью «подружиться». Бывали, плавали, знаем. По крайней мере, такой сценарий встречается чаще всего. Бывают и исключения.

- Я пришёл позаниматься математикой. А Дима не говорил? Наталья Николаевна попросила его взять надо мной шефство и подтянуть по паре предметов. Вот я и это, - хлопает по наплечной кожаной сумке, притащенной отцом откуда-то из-за границы, где он развлекался с очередной секретаршей. – Пришёл позаниматься!

Взгляд соскальзывает с мужской фигуры на одноклассника и еле заметно меняется.
А ты думал, я не приду? Ты теперь встрял, Панфилов.

- приятного аппетита.

- спасибо.

незнакомец усаживается на противоположный край скамейки, а ынбин вгрызается в шаурму. сочную, жирную, с тремя литрами соуса и золотистой корочкой на лаваше. тугие ниточки сыра, помидоры, курица в панировке - при ней шкворчала. радужные полоски маникюра пропадают под пятнами, и на подбородке, кажется, что-то остается. обычно она выбирает ужины полезней, но сегодня - плевать. сегодня ей хочется стать настолько тяжелой, чтобы раздавить человека одним прыжком. мужчина поворачивает голову. ынбин его игнорирует, уперев взгляд в подбитую коленку.

- не больно?

- чулки жалко только, - говорит, а про себя думает, что наткнулась на извращенца. флаг в руки, пусть попробует напасть. при хорошем исходе она его отпинает, при плохом скучать по ней никто не будет. раньше - скучал бы, а теперь не будет. ынбин поднимает голову, разыгрывая интерес к птичьему полету, моргает часто. голуби кружат в поисках детей и сердобольных старушек: морды наглые, безумные, и крылья бьются с хлопками. ынбин крепче шаурму сжимает. что за непруха! решишь уныло пожевать в глубине парка - и то помешают. она заканчивает в три укуса, вскакивает на ноги и поднимает с земли велосипед, не забыв окинуть соседа недовольным взглядом.

музыки не хватает, но в том и была затея, чтобы от телефона отдохнуть. соцсети в последнее время страшно расстраивают. у всех вокруг - она видит по инстаграму, хотя знает, что не должна туда заходить, - жизнь кипит, новые люди появляются, вещи, увлечения. "на вечеринке у хены", "мне подарили скейт", "на дебатах как всегда жара". и фотографии отвратительные - с улыбками. ынбин не лайкает. ее откровенно тошнит от одиночества. лежит порой перед сном, смотрит в потолок, думает: "а со мной что не так?", - и мгновенно находит тысячу возможных ответов. во-первых, она, конечно, инфантильная, это большой минус, о котором мать не устает напоминать; во-вторых, глупая; в-третьих, ртом говорить не умеет, сплошные "бе", "ме" и маты; в-четвертых, у нее пухлые щеки; в-пятых... на этом моменте мысли плывут и сердце сжимается. с ней, в общем-то, и не должен никто общаться. и она тоже не хочет.

лучше шпица заведет.

рыженького.

собачки любят до самой смерти, а люди - хуи на блюде.

было бы забавно, если бы она снова упала с велосипеда - ступня соскочила от злости, - но обошлось. ынбин останавливается напротив двери. ее четкий, продуманный план: сделать вид, что матери не существует, и закрыться в комнате до следующего рождества, - грубо уничтожают поворотом плеч и мягкой улыбкой. чонхо появляется, как ей и представлялось в начале затишья. статный, ладный, при костюмчике, делает паузу в разговоре и смотрит на нее привычным открытым взглядом. ынбин давится болью.

ничего не изменилось.

она несколько раз пыталась с ним встретиться; она ждала хотя бы одного вопроса, как идут ее дела и нормально ли все в школе; она сидела дома на выходных и рисовала, потому что больше совсем нечем было заняться; она пересылала забавных кошек; она перестала пытаться; она плакала, думая, что осталась совсем одна. а у него ничего не изменилось. ынбин чувствует себя так глупо, как раньше никогда не чувствовала. опять с ней что-то не так, получается. как это называется в мире взрослых - подростковый максимализм? драмы на пустом месте? господи боже, подарите ей кто-нибудь мозгов.

- зря пришел, я занята, - кидает ынбин, поднимаясь по лестнице. она не хочет разговаривать, видеться тоже не хочет - все, передумала. не нужен ей чонхо. подумаешь, мало ли у нее в окружении симпатичных парней? да целая толпа, хоть на каждый день недели. и совсем она не плакала, а по клубах ходила, книжки умные читала, выбирала, куда поступать будет. уж точно не в тот же универ - это инфантильно, а ынбин выросла, и ей на все плевать.

она с легкостью притворится, что все просто заебись, главное в глаза не смотреть.

- ты как с гостем разговариваешь?

- так же, как он со мной.

мать, наверное, в извинениях разлилась, но ынбин не слышит: успела забежать в комнату. дыхание сбилось. она отлипает от двери, наконец почувствовав себя в безопасности, поправляет челку и думает. времени - полминуты, пока этот придурок не поднимется. как ей себя вести? что говорить? если скажет правду, будет выглядеть, как влюбленная дура. ынбин вытирает глаза рукавом. злобное разочарование подмывает соврать, будто она была на свидании, но знать бы еще, как проходят эти тупые свидания в реальности, а не в романтических фильмах. - за гаражи ты ходила, ынбин, - нервно бурчит, собирая по столу рисунки (кое-где с узнаваемым лицом) и пряча в ящик. - алкашку хлестать с пацанами.

запоздало добивает мыслью, что чонхо может и не спросит, может и не поднимется, может пожал плечами и ушел. это раньше он с ней возился, а сейчас? нужно покурить. ынбин затягивается и выдыхает в открытое окно. тот еще видок у нее, наверное: грязные чулки, грязные шорты, и лицо до сих пор опухшее. на контрасте с разодетым парнем - бомба, а не женщина.

шаги за спиной она все-таки слышит и ненавидит себя за последовавшее облегчение, еще сильнее - за чувство вины. собственный внутренний голос шипит, что она перегибает. чувства чонхо опять становятся важнее собственных. блять.

- я сейчас не в настроении. случилось чего? - спрашивает, не поворачиваясь.

Честно говоря, меньше всего мне сейчас хотелось разговаривать с Энтони. Куда сильнее хотелось поскорее оказаться дома, закрыться в своей комнате и закутаться в одеяло, сделать вид, что так я спряталась от всего мира, сделать вид, что здесь меня никто не найдет. И наконец дать волю слезам, которые жгли горло, дать волю мыслям, которые теперь крутились только вокруг того факта, что меня угораздило влюбиться в собственного брата, дать волю боли, которая с силой сжимала сердце. Не хочу чтобы он видел, как мне на самом деле тяжело его отпускать, не хочу чтобы думал о том, что я слишком яро реагирую на наш разрыв. Разрыв. Словно мы вообще хоть когда-то состояли в отношениях. Переспали пару раз, поскандалили, всего то. Надо научиться не думать обо всем этом так, словно это имело вообще какое-то значение...

  Тони кажется хочет сказать что-то еще, зовет меня по имени, но я уже отвернулась от него, решительно шагая в сторону машины, к которой уже ушел Ричи. Странно, он даже не пытается вмешаться в разговор, не бросает молнии из глаз, не сжимает упрямо челюсти, чтобы удержаться от колких высказываний. Это немного ранит, но чего я хотела? Я сама сказала ему, что пора все прекращать, так какого вообще черта я сейчас хочу от него?Глупая эгоистка. Отталкиваю его от себя, но хочу чтобы он продолжал вытворять все свои штучки, от которых у меня буквально мурашки по коже бегут.
  Я сажусь в машину и закрываю дверь, тут же чувствуя как меня окутывает запахом Ричи. Его парфюм буквально въедается в ноздри, хотя я бы не сказала, что он так сильно слышен. Просто я узнаю его запах где угодно и когда угодно, даже посреди ночи и в кромешной темноте. Пальцы нервно впиваются в ткань юбки, немного задирая ее на коленях, вторая рука цепляется за рюкзак, словно я сама боюсь собственной реакции на Ричи и того, что мне хочется сделать. Хотя, я действительно боюсь. Боюсь что он заметит мой нервоз, заметит, как сильно я хочу к нему прикоснуться, поцеловать его, запустить руки под ткань футболки, огладить мышцы груди и живота, обвести каждый кубик длинными ногтями, заставить его кожу покрыться мурашками. Расстегнуть молнию джинс, запустить ладонь под ткань боксеров, почувствовать его горячую плоть в своих пальцах, как он увеличивается от желания, как становится твердым и готовым на исполнение всех моих желаний. Я бы провела аккуратно пальцами по тонкой коже, огладила каждую выпирающую венку, обхватила бы ладонью и провела от самого основания до головки. Заглянула бы в потемневшие глаза, поймала губами едва слышный стон, с наслаждением бы наблюдала за тем, как он запрокидывает голову назад, откидывается на спинку сидения и прикрывает глаза, отдаваясь полностью в мою власть. Я бы видела как его ресницы трепещут, пока он часто и поверхностно дышит, поддается бедрами вперед, сам насаживаясь на мою руку. Я бы задрала собственную юбку, забралась бы на его колени и заменила бы руку на свою плоть, так чтобы он оказался во мне полностью, до последнего миллиметра...

— У нас нет выбора, - раздается голос Ричи рядом и все фантазии разбиваются вдребезги, а я от неожиданности вздрагиваю. Быстро моргаю, пытаясь придти в себя, чувствую как сердце бешено колотится в груди, как кончики пальцев подрагивают, впиваясь в ткань юбки, как яркий румянец опаляет щеки, как ткань трусиков становится мокрая от одной только мысли о том, что я хочу с ним сделать... Дура. Полная дура. — Я... не могу за себя отвечать. Но я постараюсь. Мы попробуем, да? - говорит он, останавливая машину на подъездной дорожке возле дома и поворачивается ко мне. Я же даже боюсь смотреть ему в глаза, такое ощущение, что он тут же узнает о моих грязных фантазиях, поймет все по глазам, усмехнется довольно, словно чеширский кот, скажет, что так и знал.

- Да, мы попробуем, - голос звучит немного хрипло, но я надеюсь, что Ричи этого не заметит. Я все же смотрю на него, желая запомнить этот его взгляд, которым он сейчас смотрит на меня. Он протягивает руку, касается щеки и чуть гладит ее, а я словно кошка, прижимаюсь к ней, на мгновение прикрывая глаза. Глубоко вздыхаю, дав себе последнюю возможность почувствовать его прикосновения, а после снова открываю глаза, стараясь сделать вид, что ничего не произошло. Он убирает прядь волос мне за ухо, смотрит пронзительно и я первая отодвигаюсь от него. Снова. Опять делаю первый шаг к тому, чтобы мы отпустили друг друга, иначе этого не сделает никто. Я выбираюсь из машины, иду в сторону дома, даже не оборачиваясь на брата, хотя слышу что он идет следом. Открываю входную дверь, снимаю обувь и сразу направляюсь в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Обычно я первым делом заглядываю в гостиную, проверяю отца и иду готовить ужин, но сегодня мне отчаянно не хотелось кого либо видеть.

- Вы вернулись? - слышу голос отца, который даже не удосужился подняться из своего кресла. - Почему так долго? Я жрать хочу!

  Но мне плевать, я словно бегу от собственных мыслей и желаний, стремительно поднимаясь по лестнице и почти бегом устремившись в свою комнату. Хлопаю дверью, прижимаюсь к ней спиной и медленно сползаю на пол, пытаясь удержать рыдания. Никто не должен слышать что со мной происходит. Тем более Ричи. И не важно, на сколько сильно хочется сейчас забрать все свои слова назад и снова оказаться в его объятиях. Между нами ничего не может быть. И со временем станет легче...